Это событие считается началом российской государственной политики в области театрального искусства. Сегодня любимая не только жителями Северной столицы, но и всеми россиянами Александринка является одним из главных театров страны. О том, чем живет современный театр, какие творческие, и не только, проблемы ему приходится решать в современном мире, мы говорим с ведущим актером театра, народным артистом РФ, председателем Санкт-Петербургского отделения Союза театральных деятелей Российской Федерации Сергеем Паршиным.
– Сергей Иванович, сегодня бытует мнение, что в стремительно меняющемся мире театр больше не может жить по тем же канонам, что были до этого долгие годы...
– Давайте называть вещи своими именами: сегодня на классический русский репертуарный театр идет давление. И даже начинаешь задаваться вопросом: а что будет с ним, например, через 10 лет и не перестанет ли он существовать вообще? Заставляет задавать такой вопрос целый комплекс. Да, в свое время в СССР была цензура – и спектакли, перед тем как представить их зрителям, оценивались и с этой точки зрения. Но, несмотря на это, рождались шедевры. Была замечательная плеяда режиссеров, причем не просто постановщиков, а педагогов. Которые воспитали, в свою очередь, плеяду замечательных, великих артистов.
Хотя большинство, к сожалению, ушло от нас, но многие оставшиеся продолжают бороться за настоящий театр. И это непросто. Не смену им приходят молодые режиссеры и актеры. Они очень разные в силу и воспитания, и среды, в которой они выросли. Есть среди них, что называется, временщики, которые следуют за театральной модой. Хотя само это словосочетание – абсурд. Как говорила Галина Волчек, театр не может быть «модным». А есть эпатажники, которые любой ценой хотят вывести зрителя из состояния равновесия. Забывая о том, что театр – это храм. Он должен не доводить зрителя до истерики, а, наоборот, успокоить в момент душевной тревоги. Помочь почувствовать почву под ногами. А многим театр помогает переосмыслить, переоценить свои поступки, взгляды на жизнь. Сюда приходят исповедоваться и слушать. Я был на «Золотой маске» в прошлом году. Спектакли были представлены разные. И хорошие, и такие, что непонятно, по каким критериям они туда попали.
Сергей Иванович Паршин – советский и российский актер театра и кино, народный артист Российской Федерации, лауреат Государственной премии РФ.
Еще будучи студентом, играл в спектаклях Пушкинского театра. По окончании театрального вуза был принят в труппу Александринского театра. За время работы исполнил сотни ролей в театре и кино, озвучивал мульфильмы, дублировал фильмы, вел телепередачи.
– Вы упомянули цензуру в советские времена. А самоцензура в театре нужна?
– Обязательно. Не знаю, как это назвать: самоцензура или что-то другое, но человек должен чувствовать грань, которую переходить нельзя. Например, я против мата на сцене. Хотя я вырос в шахтерском городе и еще будучи ребенком, сидя в песочнице, много чего наслышался. Я сам могу иногда в жизни загнуть сильное слово, но когда со цены идет мат, меня это коробит, даже если это очень оправданно по сценарию. Коробит и появление на сцене нагих тел к месту и не к месту. В жизни и так очень много негатива, чтобы он несся еще и со цены. Мне кажется, есть режиссеры, которых вообще нельзя подпускать к театру. И которые при этом ничего выдающегося не создали, но считают себя последней инстанцией. Я надеюсь, это поветрие уйдет. На Западе сегодня вовсю обращаются к традициям русского классического театра, учатся у Станиславского, Мейерхольда, Товстоногова, Эфроса. И мы вернемся к этому.
– Что для вас лично значит театр?
– Лично для меня это продолжение творческой жизни. Сейчас Александринка, где я играю, готовит три новых спектакля. Венгр Аттила Виднянский ставит «Процесс» Кафки. В свое время он поставил «Преступление и наказание», где я играл Мармеладова. Столичный режиссер Никита Кобелев ставит спектакль «Тварь» по мотивам «Мелкого беса» Сологуба. Валерий Фокин готовит исторический спектакль «1881» по пьесе Акунина.
Я сейчас репетирую в Театре на Васильевском в пьесе «Горе от ума» Грибоедова роль Фамусова. То есть и моя творческая жизнь продолжается с жизнью театров.
И еще раз подчеркну: театр – это храм. Моя супруга Наталья Кудасова рассказала историю, которая потрясла меня до глубины души. В свое время к ней в гримерку после спектакля пришел молодой мужчина, армянин, который во время землетрясения в Спитаке потерял всю семью. И после спектакля он сказал актерам: «Я теперь понял, почему Господь оставил меня в живых, забрав у меня все: жену, детей. Я за них должен прожить достойную жизнь».
– Помимо творческих проблем, какие еще есть болезненные точки у современных театров?
– Перефразируя Льва Толстого: в разных городах разные театры страдают по-разному. Хотя есть более-менее с финансовой точки зрения благополучные, всем театрам сегодня нужна помощь. И раньше театры не так много получали из бюджета, но все же могли жить. Сегодня даже выживать не у всех получается. Если, например, некоторые федеральные театры получают гранты президента, у других таких возможностей нет. А деньги нужны всем. Кому-то надо заменить аппаратуру, подъемные механизмы, кому-то – построить декорации для нового спектакля, сшить костюмы. Да и просто здание отремонтировать. Некоторые театры пришли в такое состояние, что потолок может обвалиться не только на сцену, но и на зрителей. Поэтому очень важно, чтобы власть на местах больше внимания обращала на театр.
– Сцена сегодня способна, скажем так, прокормить самих актеров, других работников театра?
– Не всегда. Не говоря уже о проблемах с жильем. Раньше, когда мы распределялись после окончания театрального института, каждый театр обеспечивал начинающего артиста пусть минимальной, но какой-то жилплощадью. Сегодня нет и этого, не говоря уже о мизерных зачастую зарплатах. В каждом театре, даже самом захолустном, всегда есть один-два замечательных актера или актрисы, и я не понимаю фразы «актер должен работать на голодный желудок». А если молодые ребята поженились и у них ребенок?
Я знаю, что в Москве нашли способ доплачивать актерам, еще когда там был Лужков. Он просто вызывал банкиров и говорил, кто из них какой театр возьмет на свое содержание. Понятно, что это Москва и там совсем другие возможности, чем у большинства городов. И тем не менее... Что-то похожее можно делать и на местах, пусть и не в таких масштабах. Я езжу по городам и вижу, что, если губернатор или мэр любит театр, там все хорошо. Нельзя, чтобы театры жили по остаточному принципу. Банально, но власти надо быть ближе к народу.
– А как обстоят дела с поддержкой актеров в Санкт-Петербурге?
– Ну вот такой пример. Мы неоднократно писали письма губернатору, даже председателя Российского СТД Александра Калягина подключали, чтобы была доплата к пенсии для старых актеров. Дальше отписок дело не пошло. Может, лучше деньги на это пускать, а не на проекты-однодневки? В прошлом году не заложили денег на новые спектакли. А на старых больше года-двух театр не протянет.
Хорошо хоть, мы за счет членских взносов немного помогаем больным пенсионерам. Если нужна серьезная помощь, обращаемся в центральный СТД. Фонд «Актер» также помогает. Как можем заботимся о наших работниках театров. Чтоб их жизнь стала хоть немного лучше.
– Вы уже на протяжении нескольких лет являетесь председателем СТД Санкт-Петербурга. Какие задачи приходится решать в этом качестве?
– Я неоднократно подчеркивал, что не только наше отделение является старейшим в России, но и сам профессиональный русский театр начался именно с Петербурга. Естественно, это накладывает огромную ответственность. Известные театры, с мировым именем, талантливые актеры самого разного профессионального направления. При этом хорошо известно, что работать с творческими коллективами крайне непросто в силу самых разных причин.
Иногда актеры, как принято говорить, «ведут себя как дети». Но как откажешься, если все единогласно голосуют за меня? Люди мне верят, и это дорогого стоит. В конце октября еду в Москву на съезд СТД, где будут выборы нового председателя. Сейчас кто-то затеял кампанию против Александра Калягина и его заместителей. Будем оказывать ему поддержку. Я считаю, что он на своем месте, у него есть и опыт, и знания. Будем поднимать и разные насущные вопросы. Что касается нашего отделения, то у нас в планах много проектов. Фестивали – детский и рождественский, «Гертруда», капустники, посвящение в артисты молодежи, «Золотой софит» и многое другое. Жизнь продолжается.
– Как складываются отношения с властью Санкт-Петербурга?
– Хорошие отношения сложились с городским комитетом по культуре и его председателем Константином Сухенко. Он нас слышит и понимает наши проблемы. Такая же ситуация с Заксобранием. Плодотворно работали с Вячеславом Макаровым – надеюсь, сотрудничество продолжится и с новым составом депутатов. Очень хорошее впечатление толкового, знающего человека производит вице-губернатор по вопросам культуры Борис Пиотровский. Он глубоко вникает в проблемы театров.
Пока не могу сказать, что нам активно помогает бизнес. Хотелось бы, что в современном российском обществе появились новые Мамонтовы и Третьяковы. Пока это единичные случаи. Возможно, нужно предусмотреть для них какие-то налоговые преференции.
– В Санкт-Петербурге СТД находится в очень красивом историческом здании, да еще в таком месте. Не было попыток вас переселить?
– Конечно, были, и не одна. Это же центр Невского проспекта. Приходили самые разные люди, сулили золотые горы, говорили, что сделают тут казино и часть денег будут нам отдавать. Но мы смогли отбиться. Теперь здание занесли в Красную книгу Санкт-Петербурга, и нас отсюда уже никто не выселит. Мы стараемся беречь наше замечательное здание, что не так просто. Оно всегда было центром притяжения творческой интеллигенции. До пандемии здесь всегда было много народу, проходили разные мероприятия. Но экскурсии мы стараемся все же не проводить. И уже тем более больше не предоставляем здание под съемки кино. Пару раз здесь снимали фильмы, и мы от этого зареклись. «Это уберите, эту люстру снимите...» А этой люстре больше 100 лет. Нельзя так с этим зданием обращаться.
То же самое можно сказать по отношению к искусству в целом. Разрушить легко. Новое создать – гораздо сложнее.
